My Russian Translation of Pursuit as Happiness

Представляю Вашему вниманию мой перевод рассказа Эрнеста Хемингуэя «Погоня как счастье», который был обнаружен среди рукописей покойного писателя совсем недавно. Действие происходит на Кубе, где Хемингуэй прожил более 20 лет, и представляет собой описание напряжённой погони за марлином – огромной рыбой, которая считается самой желанной добычей любого рыбака. Главный герой рассказа носит имя Хемигуэя, который был известен своей страстью к охоте на марлинов, и в рассказе имеются многие другие указания на то, что рассказ можно считать художественно-биографическим: упоминание рыбацкого посёлка Кохимар и отеля «Амбос Мундос» на улице Обиспо, описание гостиничного номера на последнем этаже и ресторана «Флоридита» в Гаване, куда любил наведываться Эрнест Хемингуэй.

C оригиналом рассказа Pursuit as Happiness на английском языкe можно ознакомиться здесь: newyorker.com.


Погоня как счастье

Э. Хемингуэй

(Перевод с английского языка Екатерины Ли)

В тот год мы планировали ловить марлина у берегов Кубы не больше месяца. Месяц начался десятого апреля, а к десятому мая у нас было двадцать пять марлинов, и срок аренды вышел. Теперь оставалось купить подарки для тех, кто нас ждал в Ки-Уэст, и заправить «Аниту» чуть более дорогим кубинским топливом, чем требовалось, чтобы пройти через пролив, уладить все формальности и вернуться домой. Но большая рыба так и не пришла.

— Хочешь порыбачить на ней ещё месяц, Кэп? — спросил мистер Джози. Он был владельцем «Аниты» и сдавал её в аренду за 10 долларов в день. Обычная цена тогда была тридцать пять в день. — Если останешься, я скину до 9 долларов.

— Где же взять эти девять долларов?

— Заплатишь, когда будут. Ты на хорошем счету у компании «Стэндарт Ойл» в Белоте, по ту сторону залива, и когда мы получим счёт, я заплачу им из денег за последний месяц аренды. А в ненастные дни ты можешь писать.

— Хорошо, — сказал я, и мы рыбачили ещё один месяц. За это время мы поймали сорок два марлина, но большая рыба всё не появлялась. Возле Морро проходило тёмное, бурное течение – иногда там проносились гектары наживки – и летучие рыбы показывались из-под носовой части, и птицы кружили без конца. Но мы не вытащили ни одного крупного марлина, хотя каждый день ловили – или упускали – белых марлинов, и однажды я поймал целых пять.

На набережной о нас все знали, потому что мы забивали и раздавали всю нашу рыбу, и когда мы прошли замок Морро и направились через канал в сторону причала Сан-Франциско, подняв флаг с изображением марлина, толпа выбежала на пристань. В тот год рыба стоила от восьми до двенадцати центов за фунт для рыбаков и в два раза больше на рынке. В день, когда мы причалили с пятью флагами, полиции пришлось разгонять толпу дубинками. Это было гадко и дурно. И всё, что происходило на суше в тот год, было гадко и дурно.

— Чёртова полиция разгоняет наших постоянных клиентов и забирает всю рыбу, — сказал мистер Джози. — Чтоб тебя!.. — сказал он полицейскому, который потянулся за куском марлина весом в десять фунтов. — Я никогда не видел твоего гадкого лица. Как тебя зовут?

Полицейский назвал своё имя.

— Он есть в compromiso, Кэп?

— Нет.

Compromiso назывался журнал, в который мы вносили имена тех, кому пообещали рыбу.

— Запиши для него в compromiso небольшой кусок на следующую неделю, Кэп, — сказал мистер Джози. — А теперь, полицейский, проваливай к чёрту и пройдись своей дубинкой по кому-нибудь другому, а наших друзей не трогай. Я повидал достаточно поганой полиции в своей жизни. Ну, давай! Бери дубинку и пистолет и убирайся с пристани, если только ты не из береговой охраны.

Наконец рыба была забита и разделана на куски согласно записям в журнале, а журнал был полон обещаний на следующую неделю.

— Сходи в «Амбос Мундос» и ополоснись, Кэп. Примешь душ, а потом мы с тобой встретимся. Можем заглянуть во «Флоридиту» и всё обсудить. Этот полицейский вывел меня из себя.

— Тебе тоже стоит сойти с лодки и принять душ.

— Нет. Я и здесь могу привести себя в порядок. Сегодня мне не пришлось потеть, как тебе.

***

Я направился короткой дорогой по мощёной улице к отелю «Амбос Мундос». Справился в приёмной о корреспонденции, а затем поднялся на лифте на верхний этаж. Моя комната находилась в северо-восточном углу здания, так что пассат задувал в окна и приносил прохладу. Я выглянул из окна, бросил взгляд на крыши старой части города, на залив, и увидел, как «Оризаба», освещённая всеми своими огнями, медленно заходит в гавань. Я чувствовал усталость от того количества рыбы, что прошла через мои руки, и мне хотелось в постель. Но я знал, что если прилягу, то непременно усну, и потому сидел на кровати и наблюдал в окно за охотой летучих мышей. Наконец я разделся и принял душ, надел чистую одежду и спустился вниз. Мистер Джози поджидал меня у дверей отеля.

— Ты, должно быть, устал, Эрнесто, — сказал он.

— Нет, — солгал я.

— А я устал, – сказал он. — Просто наблюдая, как ты вытаскивал рыбу: сегодня всего лишь на две меньше нашего рекорда за всё время. Семь целых и глаз восьмой. — Ни мне, ни мистеру Джози не хотелось думать о глазе восьмой рыбы, но наш рекорд всегда звучал именно таким образом.

Мы шли по узкому тротуару вдоль улицы Обиспо, и мистер Джози рассматривал освещённые витрины магазинов. Он никогда ничего не покупал до тех пор, пока не наступало время идти домой. И всё же ему нравилось рассматривать товары, выставленные на продажу. Мы прошли два последних магазина и лотерейную кассу и через распашную дверь вошли в старую «Флоридиту».

— Тебе бы присесть, Кэп, — сказал мистер Джози.

— Нет. Я чувствую себя лучше, стоя возле бара.

— Пиво, — сказал мистер Джози. — Немецкое пиво. А ты что будешь, Кэп?

— Ледяной дайкири без сахара.

Константе приготовил дайкири и оставил в шейкере ещё на две порции. Я ждал, когда мистер Джози начнёт разговор. Как только ему подали пиво, он заговорил.

— Карлос уверяет, что они приплывут в следующем месяце, — сказал он. Карлос был нашим кубинским приятелем и знатоком по части марлинов. — Он говорит, что никогда не видел такого течения, и когда они приплывут, они будут просто невиданных размеров. Он убеждён, что они приплывут.

— Да, он мне тоже говорил.

— Если хочешь поплавать ещё месяц, Кэп, я могу уступить тебе лодку за восемь долларов в день. Я сам могу готовить, чтобы мы не тратили деньги на сэндвичи. Мы можем заходить в бухту на обед, и я буду там готовить. Нам постоянно попадаются эти волнисто-полосатые бонито. По вкусу не хуже мелкого тунца. Карлос говорит, он может дёшево покупать всё необходимое на рынке, когда будет выходить за наживкой. А по вечерам мы будем ужинать в ресторанчике «Жемчужина Сан-Францинско». Вчера вечером я там отлично поужинал, всего за тридцать пять центов.

— Вчера вечером я вообще ничего не ел и сэкономил деньги.

— Тебе нужно есть, Кэп. Может, поэтому ты такой уставший сегодня.

— Я знаю. Ты уверен, что хочешь испытать удачу в очередной раз?

— Всё равно лодку не придётся выводить из воды ещё в течение месяца. Почему мы должны упускать свой шанс, когда большая рыба сама плывёт к нам?

— Разве тебе не хочется заняться чем-то другим?

— Нет. А тебе?

— Ты думаешь, рыба и правда придёт?

— Карлос говорит, не может не прийти.

— Тогда представь, что большой марлин действительно клюнет, но мы не сможем его вытащить на те снасти, что у нас есть.

— Мы должны справиться. Ты можешь бороться с ним сколько угодно, если будешь хорошо питаться. А мы будем хорошо питаться. Да, я ещё вот о чём подумал.

— О чём?

— Если ты будешь пораньше ложиться спать и избегать общения с другими, ты сможешь просыпаться с первыми лучами солнца и приниматься за писательство. К восьми утра ты уже управишься с работой за весь день. Мы с Карлосом всё подготовим к рыбалке, тебе останется только взойти на борт.

— Согласен, – сказал я. — Никакого общения.

— Все эти развлечения только отнимают у тебя силы, Кэп. Но я не имею в виду отказаться от них совсем. Просто выходи в свет субботними вечерами.

— Ладно, – сказал я. — Общение только по субботам. Ну, а о чём ты мне предлагаешь писать?

— Тебе решать, Кэп. Я не хочу в это вмешиваться. У тебя и самого всегда хорошо получалось.

— Что бы ты хотел прочесть?

— Почему бы тебе не написать хорошие рассказы о Европе или Западе, или о том, как ты скитался по миру, или о войне, что-нибудь в этом роде? Может быть, о чём-то, что знаем только ты и я? Напиши о том, что довелось повидать «Аните». Можешь добавить разных действующих лиц, чтобы сделать рассказы более привлекательными для читателей.

— Я же ограничиваю своё общение с другими людьми.

— Так и есть, Кэп. Но тебе есть, что вспомнить. Ограничить общественную жизнь сейчас тебе совсем не повредит.

— Пожалуй, – ответил я. — Большое спасибо, мистер Джози. Я приступлю к работе с самого утра.

— Только прежде, чем перейти к исполнению нашего плана, я думаю, тебе стоит съесть большой стейк слабой прожарки сегодня же вечером. Тогда к завтрашнему утру ты будешь полон сил и проснёшься с желанием работать и ловить рыбу. Карлос говорит, большая рыба может прийти в любой день. Кэп, ты должен быть в наилучшей форме к этому моменту.

— Как думаешь, ещё один коктейль не повредит?

— Чёрт возьми, не повредит, Кэп! Там только ром, немного лайма и мараскин. Это ещё никогда не вредило мужчине.

В этот момент в бар зашли две знакомые нам девушки. Они выглядели весьма привлекательно и были полны сил на предстоящий вечер.

— Рыбаки, — сказала одна из них по-испански.

— Два больших сильных рыбака, только что из моря, — ответила другая.

— Н.С.К. — сказал мне мистер Джози.

— Никаких социальных контактов, – подтвердил я.

— Что за секреты? — спросила одна из девушек. Она была чертовски хороша собой, и её профиль казался безупречным, если не знать о небольшом изъяне от руки прежнего дружка, что смазал чистоту линий прекрасного носика.

— Мы с Кэпом обсуждаем одно дело, — ответил мистер Джози девушкам, и они прошли в дальний конец бара. — Видишь, как просто? — спросил мистер Джози. — Я беру на себя общественную жизнь, а тебе остаётся только вставать рано утром и приниматься за рассказы. Ну, и быть в форме для ловли рыбы. Большой рыбы. Такой, которая весит больше тысячи фунтов.

— Может, поменяемся? – спросил я. — Давай я возьму на себя общественную жизнь, а ты будешь вставать пораньше и приниматься за рассказы и поддерживать себя в форме, чтобы ловить большую рыбу, которая весит больше тысячи фунтов.

— Я бы с удовольствием, Кэп, — ответил мистер Джози серьёзно. — Но из нас двоих только ты умеешь писать. Ты моложе меня и лучше подходишь для работы с рыбой. Зато я сдаю лодку по цене, что называется, едва покрывающей износ двигателя, особенно если учесть, как безжалостно я ей управляю.

— Знаю, — ответил я. — Постараюсь написать что-нибудь хорошее.

— Я хочу гордиться тобой, — сказал мистер Джози. — Хочу, чтобы мы поймали самого большого марлина из тех, что когда-либо плавали в океане, взвесить его по-честному и разделить на куски. Мы раздадим их бедным из числа наших знакомых, и пусть ни один кусок не достанется этой чёртовой полиции с дубинками во всей стране.

— Так и сделаем.

Как раз в этот момент одна из девушек помахала нам из дальнего конца бара. Ночь была тихой, и кроме нас в баре никого больше не было.

— Н.С.К., — напомнил мистер Джози.

— Н.С.К., — церемонно повторил я.

— Константе, — позвал мистер Джози. — Эрнесто просит официанта. Мы собираемся заказать пару больших стейков слабой прожарки.

Константе улыбнулся и поднял палец вверх, подавая сигнал официанту.

Когда мы проходили мимо девушек, направляясь в обеденную, одна из них вытянула руку, и я пожал её, торжественно прошептав по-испански: «Н.С.К.»

— О господи, — сказала другая. — Они политические, да ещё в такие времена.

Они были впечатлены и немного напуганы.

***

Утром, когда меня разбудил солнечный свет, льющийся с другой стороны залива, я встал и приступил к работе над небольшим рассказом, который, я надеялся, понравится мистеру Джози. Там были и «Анита», и набережная, и разные события, о которых знали только мы. Я попытался привнести ощущение моря и передать все те события, звуки, запахи и ощущения, что наполняли наши дни. Я работал над рассказом каждое утро, а днём мы выходили в море и ловили отменную рыбу. Я наловчился рыбачить в позе стоя, а не сидя на стуле. Но большая рыба так и не попалась.

Однажды мы видели, как буксировали рыбацкую лодку, причём её нос был опущен в воду, а вокруг, подобно катеру, скакал в буре брызг марлин. Он сорвался с крючка. В другой день, во время проливного дождя со шквалистым ветром, мы видели четырёх мужчин, пытавшихся поднять огромную рыбу фиолетового цвета на борт ялика. Тот марлин весил пятьсот фунтов, и я своими глазами видел, как на старом рынке его разрезали на огромные стейки на мраморной плите.

А в один солнечный день, когда течение было яростным и тёмным, а вода такая прозрачная и близкая, что в устье гавани можно было разглядеть косяки рыб на глубине в десять саженей, нам повстречалась наша первая большая рыба недалеко от Морро. В то время не было ни балансиров, ни подставок для удочек, и я просто расставил лёгкие снасти в надежде поймать в канале королевскую макрель, когда появился он. Марлин поднялся на гребне волны, и его меч выглядел как обрез бильярдного кия. За мечом его голова казалась огромной, а сам он – широким, как шлюпка. Он стремительно пронёсся мимо, разрезая водную гладь и оставляя за собой след параллельно нашей лодке, а катушка размоталась так быстро, что стала горячей на ощупь. На катушке было четыреста ярдов плетёной лески в пятнадцать прядей, и половина уже была размотана, когда я забрался на нос «Аниты».

Я забрался туда, держась за поручни, встроенные в переднюю часть лодки. Мы тренировались подниматься подобным образом на верхнюю палубу, где можно было упереться ногами в форштевень. Но мы никогда не отрабатывали такие приёмы с рыбой, несущейся, как подземный экспресс мимо остановки, держа одной рукой удочку, которая дёргалась и врезалась в зажим для крепления удилища, а другой рукой и обеими босыми ногами пытаясь тормозить по палубе, в то время как рыба тащила за собой.

— Закрепи удилище, Джози! — закричал я. — Он сейчас размотает всю леску.

— Закрепил, Кэп. Так-то лучше.

К этому времени я одной ногой упёрся в форштевень «Аниты», а другой – в правый якорь. Карлос держал меня за пояс, а впереди прыгала рыба. В прыжке марлин напоминал большую бочку для вина. При ярком солнечном свете он казался серебристым, и мне удалось разглядеть широкие сиреневые полосы по его бокам. За каждым прыжком следовал такой всплеск, как будто лошадь сорвалась с обрыва в воду, но он всё прыгал и прыгал без устали. Катушка нагрелась так сильно, что её невозможно было держать, и лески становилось всё меньше и меньше, несмотря на то что «Анита» следовала за рыбой на полной скорости.

— Ты можешь выжать из неё ещё? — закричал я мистеру Джози.

— Куда там! — ответил он. — Далеко до него?

— Чёрт возьми, совсем близко.

— Он большой, — сказал Карлос. — Самый большой марлин из тех, что мне доводилось видеть. Если бы только он остановился. Если бы только пошёл вниз. Тогда-то мы его настигнем и начнём вываживать.

Марлин совершил свою первую «перебежку» от замка Морро на противоположную сторону к отелю «Националь». Нам пришлось повторить его путь. Затем, когда на катушке осталось меньше двадцати ярдов лески, он остановился, и мы оказались прямо над ним, поспешно cматывая леску обратно. Я помню, что впереди виднелся корабль «Грейс Лайн», а ему навстречу плыл чёрный лоцманский катер, и я беспокоился, что мы окажемся у корабля на пути, когда он начнёт движение. Потом, я помню, как сматывая леску и продвигаясь обратно на корму, заметил, что корабль набирает скорость. Он прошёл довольно далеко от нас, и лоцманский катер тоже нас не задел.

И вот я уже сижу на стуле, а рыба то поднимается, то опускается, и на катушке ещё треть всей лески. Карлос полил катушку морской водой, чтобы охладить, и вылил ведро воды мне на голову и плечи.

— Как ты, Кэп? — спросил мистер Джози.

— Нормально.

— Не ушибся там, на носу?

— Нет.

— Ты когда-нибудь мог вообразить себе такую рыбину?

— Нет.

— Grande, grande, — повторял Карлос. Он дрожал, как собака, напавшая на след птицы. Настоящая охотничья собака. — Я никогда не видел такой рыбы. Никогда. Никогда. Никогда.

***

Марлин затаился на час и двадцать минут. Течение было очень сильным, и нас отнесло к расположенному напротив району Кохимар, что примерно в шести милях от того места, где марлин впервые ушёл на глубину. Я был измотан, но мои руки и ноги работали отменно, и мне удавалось равномерно тянуть леску, работая аккуратными и плавными движениями. Потихоньку я тащил его наверх. Это было непросто, и, тем не менее, возможно, если не превышать предел прочности лески.

— Сейчас поднимется, — сказал Карлос. — Иногда самые крупные так делают. Останется только воспользоваться багром, пока он ещё ничего не заподозрил.

— Почему ты думаешь, что он поднимется именно сейчас? — спросил я.

— Он в замешательстве, — сказал Карлос. — Ты его ведёшь. Он не понимает, что происходит.

— Пусть и дальше не понимает, — сказал я.

— В разделанном виде он перевалит за девятьсот, — сказал Карлос.

— Ишь, разболтался, — сказал мистер Джози. — Он тебе не мешает, Кэп?

— Нет.

Когда марлин наконец показался, нас поразила его величина. Нельзя сказать, что это было ужасающее зрелище. Скорее, потрясающее. Мы видели, как он затих в воде, почти не двигая своими огромными крыльями грудных плавников, напоминающих два длинных сиреневых лезвия косы. Потом он увидел лодку, и леска начала стремительно раскручиваться, как будто у нас на крючке был автомобиль. Скачками он продвигался на северо-восток, разрезая воду с каждым движением.

Мне пришлось снова перейти на нос, и мы преследовали его до тех пор, пока он не ушёл резко вниз. На этот раз он нырнул почти напротив Морро. Тогда я снова вернулся на корму.

— Хочешь смочить горло, Кэп? — спросил мистер Джози.

— Нет, — сказал я. — Пусть Карлос польёт катушку маслом, стараясь не разлить, и сбрызнет меня морской водой.

— Да ладно тебе! Что принести, Кэп?

— Две руки и новую спину, — ответил я. — Сукин сын ещё полон сил, как и в самом начале.

В следующий раз мы увидели его спустя полтора часа, в значительном удалении от Кохимара. Он снова рвался прочь, и мне пришлось перейти на нос во время погони.

Когда я вновь оказался на корме и смог наконец присесть, мистер Джози сказал:

— Ну как он, Кэп?

— Всё так же. А вот удочка начинает сдавать под его напором.

Удочка прогнулась, как натянутый лук. Но теперь, когда я поднял её, она не разогнулась обратно, как положено.

— Ещё продержится, — сказал мистер Джози. — Ты можешь преследовать его бесконечно, Кэп. Полить тебе ещё на голову?

— Не сейчас, — сказал я. — Меня беспокоит удочка. Под весом марлина она совсем потеряла свою упругость.

Час спустя рыба приблизилась к нам на достаточное расстояние и начала медленно кружить вокруг.

— Он устал, — сказал Карлос. — Теперь с ним будет легко справиться. От прыжков его плавательный пузырь наполнился воздухом, и он больше не сможет опуститься вниз.

— Удочке – конец, — сказал я. — Теперь ей уже никогда не распрямиться.

Так и было. Кончик удилища соприкасался с поверхностью воды, и когда я пытался приподнять рыбу и смотать леску на катушку, удилище не реагировало. От него ничего не осталось, оно стало продолжением лески. Пока ещё удавалось высвободить несколько дюймов лески при каждом поднятии вверх, но не больше того.

Марлин медленно кружил в воде, и при движении от нас он заставлял леску разматываться. Когда же марлин приближался, я опять подматывал её на катушку. Но из-за удилища, лишённого упругости, мы больше не могли его контролировать.

— Дело плохо, Кэп, — сказал я мистеру Джози. Мы по очереди называли друг друга «Кэп».

— Если он решит пойти ко дну и там залечь, мы никогда его не вытащим.

— Карлос уверяет, что он поднимется. Говорит, во время прыжков он так наглотался воздуха, что теперь ему просто не удастся погрузиться сколько-нибудь глубоко и затаиться. Он говорит, что крупные рыбы всегда так себя ведут после того, как напрыгаются. Я насчитал тридцать шесть прыжков, и вполне возможно, что несколько пропустил.

Это была одна из самых длинных речей, когда-либо произнесённых мистером Джози. Я был впечатлён. В этот момент рыба как раз начала уходить всё ниже и ниже. Я пытался остановить её, обеими руками вцепившись в барабан катушки и едва удерживая леску от разрыва. Я чувствовал, как под моими пальцами мощно дёргается металлический барабан.

— Что там со временем? — спросил я мистера Джози.

— Ты борешься с ним уже три часа пятьдесят минут.

— Мне казалось, ты говорил, что он не может уйти вниз и затаиться, — сказал Карлос.

— Хемингуэй, он обязательно всплывёт. Обязательно, я уверен.

— Тогда скажи это ему, — ответил я.

— Принеси ему воды, Карлос, — сказал мистер Джози. — А ты помолчи, Кэп.

Ледяная вода была приятной, и я смочил себе запястья и попросил Карлоса полить остатки из стакана мне на шею. Пот оставил следы соли на моих плечах, где ремни стёрли кожу, но на солнце было так жарко, что я не чувствовал тепла крови. Был июльский день, и солнце стояло в зените.

— Смочи ему голову морской водой, — сказал мистер Джози. — Мочалкой.

Только тогда марлин перестал тянуть леску. На некоторое время он застыл, дав нам шанс почувствовать свою твёрдость, как будто мы зацепили удочкой бетонный пирс, а потом начал медленно подниматься. Я подматывал леску, работая одним лишь запястьем, поскольку удочка совсем потеряла гибкость и поникла, как плакучая ива.

Когда марлину оставался всего один сажень до поверхности воды, и мы смогли разглядеть его, длинного, как каноэ, с сиреневыми полосками и двумя огромными плавниками, он начал медленно кружить. Я, как мог, старался сопротивляться и сужал круг, по которому он двигался. Я держал леску с максимальным напряжением, на грани разрыва, которого удилище в конце концов не выдержало. Не сломалось резко и внезапно, а просто сложилось.

— Отрежь тридцать саженей бечевы от большой снасти, — сказал я Карлосу. — Я буду удерживать его на кругах, а когда он приблизится, у нас будет достаточно лески, чтобы связать её с бечевой от большой, и тогда я поменяю удочки.

Нам было ясно, что мы уже не побьём ни мировой, ни какой-либо другой рекорд по ловле этого марлина, поскольку удочка была сломана. Но раз он сидел у нас на крючке, то, поднатужившись, мы вполне могли его вытащить. Дело усложнялось тем, что большая удочка была слишком жёсткой для пятнадцатипрядной лески. Это была лишь моя задача, и только мне предстояло её решить.

Карлос снял белую леску в тридцать шесть прядей с большой катушки Харди, измеряя её широко разведёнными руками, протянул через направляющие кольца и бросил на палубу. Я держал рыбу изо всех сил на бесполезной удочке и видел, как Карлос обрезал белую леску и стал протягивать длинный конец через направляющие.

— Всё в порядке, Кэп, — сказал я мистеру Джози. — Ты возьмёшь эту леску, когда он на круге пойдёт в нашу сторону, и приготовь достаточно длины, чтобы Карлос мог связать обе лески. Тяни мягко и ненавязчиво.

Марлин неспешно двигался по кругу в нашем направлении, а мистер Джози фут за футом тянул леску и передавал её Карлосу, который затем связывал её с белой.

— Он связал их, — сказал мистер Джози. У него в руках ещё оставалось около ярда зелёной пятнадцатипрядной лески, а пальцами он придерживал леску с марлином, пока тот завершал свой круг. Я высвободил руки, отложив малую удочку в сторону, и принял из рук Карлоса большую снасть.

— Отрезай, когда будешь готов, — сказал я Карлосу. И мистеру Джози, в свою очередь: — Отпускай свой виток мягко и непринуждённо, Кэп, а я легонько потяну, пока мы не почувствуем нужное натяжение.

Я смотрел на зелёную леску и огромного марлина, пока Карлос отрезал леску. Затем последовал крик, который мне ещё никогда не доводилось слышать из уст человека в здравом рассудке. Словно всё отчаяние вырвалось наружу в этом крике. Потом я увидел, как зелёная леска медленно скользнула между пальцев мистера Джози и скрылась из вида. Карлос отрезал не ту петлю из тех узлов, что ранее завязал. Рыба исчезла.

— Кэп, — сказал мистер Джози. Выглядел он неважно. Затем посмотрел на часы. — Четыре часа двадцать две минуты, — сказал он.

***

Я спустился посмотреть, как там Карлос. Его мучила рвота. Я попросил его не винить себя, ведь это могло случиться с каждым. Его загорелое лицо казалось каменным, и он разговаривал странным сдавленным голосом, так что я едва его слышал.

— Всю свою жизнь я ловил рыбу, но мне ещё никогда не доводилось видеть такого марлина. Так оплошать! Я сломал жизнь и себе, и тебе.

— Чёрт возьми, — выругался я. — Не болтай глупости. Мы поймаем ещё много рыбы и покрупнее этого марлина.

Но этого не случилось.

Мы сидели с мистером Джози на корме, позволив «Аните» дрейфовать. Стоял чудесный день, на заливе дул лёгкий бриз, и мы смотрели на береговую линию и невысокие горы вдалеке. Мистер Джози смазал Меркурохромом мои плечи и руки в местах, где они соприкасались с удочкой, и подошвы моих босых ног, где кожа совсем стёрлась. Затем он сделал два виски сауэр.

— Как Карлос? — спросил я.

— Сломлен. Сжался в комок и сидит внизу.

— Я сказал ему, чтобы не винил себя.

— Конечно. Но он всё равно сидит внизу и винит себя.

— Как тебе большая рыба? — спросил я.

— То, что надо, — сказал мистер Джози.

— Я всё правильно делал, Кэп?

— Чёрт возьми, да.

— Нет, скажи правду.

— Аренда заканчивается сегодня. Я готов рыбачить бесплатно, если хочешь.

— Нет.

— А я бы хотел. Ты помнишь, как он изо всех сил понёсся в сторону отеля «Националь»?

— Я помню всё, что произошло.

— Тебе удалось написать что-нибудь хорошее, Кэп? Не слишком тяжело писать по утрам?

— Я старался, как мог.

— Продолжай, и скоро всё забудется.

— Завтра утром я не планирую писать.

— Почему?

— Спина болит.

— А голова в порядке? Ты же не спиной пишешь.

— И руки болят.

— Чёрт возьми, ты ведь можешь держать карандаш. Утром ты и сам, наверное, поймёшь, что тебе хочется продолжать.

Как ни странно, мне и в самом деле захотелось. Я хорошо поработал, и в восемь утра мы вышли из гавани, и вновь день был великолепным, с лёгким бризом и течением возле замка Морро, как и накануне. В этот день мы не доставали лёгкие снасти, когда вошли в прозрачные воды. Мы и так делали это слишком часто. Я поймал большую макрель, весом примерно в четыре фунта, на одну из наших самых больших удочек. Это была тяжёлая удочка Харди, с катушкой белой тридцатишестипрядной лески. Карлос намотал обратно те тридцать саженей лески, которые он отмотал днём ранее, и пятидюймовая катушка была полна. Всё омрачалось только тем, что удочка была слишком жёсткой. При ловле на крупную рыбу слишком жёсткая удочка может погубить рыбака, а гибкая удочка – губит рыбу.

Карлос лишь отвечал на вопросы и всё ещё был мрачен. Я не мог позволить себе огорчаться, поскольку боль в теле была слишком сильна, а мистер Джози был не из тех, кто смакует печали.

— Всё утро он только и делает, что качает своей проклятой головой, — сказал он. — Так он точно не поймает никакую рыбу.

— А как ты себя чувствуешь, Кэп? — спросил я.

— Хорошо, — сказал мистер Джози. — Вчера вечером я ездил на окраину города, сидел и слушал женский оркестр на площади, выпил пару бутылок пива, а потом зашёл в «Донованс». Там ужас, что творилось.

— Что именно?

— Ничего хорошего. Дурно. Кэп, я рад, что ты не пошёл со мной.

— Расскажи, — сказал я, держа удочку подальше и повыше, чтобы большая макрель оставалась в стороне от кильватера. Карлос развернул «Аниту» так, чтобы она шла по краю течения позади крепости Кабаньяс. Белый цилиндр c приманкой прыгал и метался в кильватере. Мистер Джози устроился на своём стуле и достал очередную наживку для большой макрели по свою сторону кормы.

— В «Донованс» был человек, назвавшийся капитаном тайной полиции. Он сказал, что ему понравилось моё лицо и он бы убил любого из посетителей, чтобы преподнести мне в подарок. Я пытался его утихомирить. Он же настаивал, что я ему нравлюсь и он намеревается убить кого-нибудь в качестве доказательства. Это был один из тех полицейских Машаду. Тех, что орудуют дубинками.

— Я знаю о них.

— Готов поспорить, ты в самом деле знаешь, Кэп. Так вот, я рад, что тебя не было со мной.

— И что он сделал?

— Он всё хотел убить кого-нибудь, чтобы доказать, как сильно я ему нравлюсь, а я продолжал его отговаривать и предлагал пропустить по стаканчику да забыть об этом. На какое-то время он успокаивался, но потом заводился снова.

— Должно быть, он отличный парень.

— Кэп, он ничтожество. Я пытался рассказать ему о рыбе, чтобы перевести тему. На что он ответил: — К чёрту твою рыбу. У тебя никогда не было никакой рыбы. Понял? — А я ответил: — Ладно, к чёрту рыбу. Давай на этом успокоимся и разойдёмся по домам. — Да иди ты! — сказал он. — Сейчас я убью кого-нибудь тебе в подарок, и чёрт с рыбой. Её никогда и не было. Тебе всё ясно?

На этом я с ним распрощался, Кэп. Я отдал деньги Доновану, а этот полицейский смахнул их с барной стойки на пол и придавил ногой. «Чёрта-с-два ты пойдёшь домой, — сказал он. — Ты – мой друг и останешься здесь.» Я пожелал ему доброй ночи и сказал Доновану: «Мне очень жаль, что твои деньги оказались на полу.» Я не знал, на что способен этот полицейский, но мне уже было безразлично. Я хотел домой. Но как только я направился к двери, этот полицейский достал свой пистолет и начал бить рукояткой несчастного Гальего, который пил своё пиво и вообще ни разу рта не открыл за всю ночь. И никто не вступился. Даже я. Мне стыдно, Кэп.

— Теперь этому недолго продолжаться, — сказал я.

— Я знаю. Иначе и быть не может. Но особенно отвратительным было то, как этот полицейский всё повторял, что ему нравится моё лицо. Что, чёрт возьми, за лицо у меня такое, Кэп, раз оно могло понравиться этому полицейскому?

Мне тоже очень нравилось лицо мистера Джози. Гораздо больше, чем лица почти всех тех, кого я знал. Мне потребовалось немало времени, чтобы привыкнуть к нему, потому что лицам такого рода не приходится рассчитывать на быстрый успех. Его черты формировалось в морях, в барах, где в карманах посетителей водятся деньжата, за играми в карты с такими же азартными игроками, в рискованных делах, задуманных и претворённых в жизнь с холодным и точным расчётом. Ни одну часть его лица нельзя было назвать красивой, за исключением глаз, цвет которых был светлее и загадочнее, чем вода в Средиземном море в самый ясный и погожий день. Глаза были замечательными, а вот лицо, без сомнения, было некрасивым, и теперь оно выглядело изрядно потёртым.

— У тебе хорошее лицо, Кэп, — сказал я. — Наверное, единственное, что было хорошего в том негодяе, что он сумел это разглядеть.

— Пожалуй, теперь я буду держаться подальше от подобных заведений, пока не разберёмся с нашими делами, — сказал мистер Джози. — Сидеть там, на площади, слушая женский оркестр и пение солистки, это было прекрасно. А ты себя как чувствуешь, Кэп?

— Неважно, — ответил я.

— Ты не надорвался? Я всё время переживал за тебя, когда ты был на носу.

— Нет, — сказал я. — Болит где-то в области поясницы.

— Руки и ноги — это не так страшно, и я уже обмотал вcе ремни, — сказал мистер Джози. — Теперь не будет так натирать. Тебе удалось поработать над рассказом, Кэп?

— Конечно, — сказал я. — К писательству чертовски долго привыкаешь, но и отвыкнуть – не так-то просто.

— Я знаю, привычка — дело серьёзное, — сказал мистер Джози. — Наверное, от работы людей погибает больше, чем от любых других привычек. Но в твоём случае, когда ты поглощён работой, тебе нет дела до всего остального.

Я посмотрел на берег: вдалеке виднелась печь для обжига извести, а ближе к нам располагался пляж с глубокими водами, и Гольфстрим проходил почти у самого берега. Из печной трубы шёл лёгкий дымок, а над каменистой дорогой поднималась пыль от проезжавшего вдоль берега грузовика. Птицы клевали кусок приманки. И тут я услышал крик Карлоса: «Марлин! Марлин!»

Мы все заметили его одновременно. Он казался совсем тёмным под водой, и я увидел, как его меч высунулся из воды вслед за большой макрелью. Это был отвратительный меч, закруглённый, толстый и короткий, и сама рыба за ним казалась огромной.

— Пусть заглотит как следует! — закричал Карлос. — Она уже у него во рту.

Мистер Джози начал подматывать леску, а я ожидал того натяжения, которое бы означало, что марлин заглотил наживку.